Изнасилованная правда

Сколько немецких женщин стало жертвами советских солдат весной Сорок пятого?

Главный источник, на который ссылаются авторы шокирующей цифры – журнал клиники «Императрица Августа Виктория» - приводит к неожиданным результатам

Геополитический переворот конца восьмидесятых – начала девяностых годов изменил не только сложившуюся после 1945 года карту Европы, но и подверг ревизии многие представления об истории Второй мировой войны. В частности, образ советского солдата-освободителя, победившего фашизм, было предложено заменить образом жестокого насильника, не щадившего женщин побеждённых народов.

Не подлежит сомнению то, что война становится жестоким испытанием для человеческой психики, ломая моральные табу и увеличивая число людей, склонных к преступным действиям. Разнообразные виды насилия в отношении побеждённых,- такой же горестный, но неизбежный спутник любой войны, как гибель гражданского населения от бомбёжек и обстрелов, пожары и разрушения, антисанитария и эпидемии. Вряд ли можно было ожидать, чтобы Вторая мировая война,- самая ожесточённая и кровавая из всех войн человеческой истории,- стала вдруг исключением из этого трагического правила.

Однако акцентированное внимание к масштабам сексуального насилия в побеждённой Германии призвано доказать как раз исключительность происходивших в советской оккупационной зоне событий. Вопрос ставится именно о беспрецедентной (по меньшей мере – в европейской истории) моральной нечистоплотности.

Не только в западной прессе, но и в научных докладах регулярно повторяется страшная цифра – два миллиона немок, ставших жертвами насилия красноармейцев. К этой цифре апеллируют такие известные среди военных историков авторы, как Керстин Бишль (Kerstin Bischl) и Энтони Бивор (Antony Beevor,1). По наблюдениям русских обозревателей,- например, Юрия Бахурина и Ирины Захаровой,- упомянутое «астрономическое число изнасилованных – 2 000 000» сегодня можно считать устоявшимся в европейской литературе.

Цифра в два миллиона поражает воображение. Она начинает приобретать такой же сакральный характер, как шестимиллионная цифра жертв Холокоста. Впечатляющие масштабы заявленного мученичества требуют от русского народа испытать чувство стыда за своих предков, чувство исторической вины перед немецким народом и перед Европейской цивилизацией в целом. Надо полагать, что именно к таким выводам подталкивают общественное мнение авторы публикаций, без тени сомнения тиражирующие эту грандиозную цифру.

Зримым результатом их усилий стала сделанная в 2014 году, накануне очередного Дня Победы, попытка установить в польском Гданьске (прежде германский Данциг) памятник женщине, изнасилованной советскими солдатами. Благодаря российским дипломатам и сочувствующей части польской общественности этот оскорбительный акт был предотвращён, но «нерукотворный памятник», обвиняющий Советскую армию, в сознании многих людей уже воздвигнут. Тема русского надругательства над женщинами побеждённого народа не только заняла прочное место в сознании европейцев, но даже наложила отпечаток на современную российскую культуру. Так, например, эта тема стала осевым сюжетом кинофильма Гуськова «Четыре дня в мае», рефреном звучала в сериале «Диверсант», затронута в романе Улицкой «Казус Кукоцкого» и т.д.

Конечно, если даже положить на одну чашу весов истории 2 миллиона принуждённых к половому контакту женщин, а на другую – 20 миллионов убитых безоружных людей, причём нередко убитых самым чудовищным образом, то ни о каком адекватном сравнении взаимной вины речи всё равно быть не может. Но, поскольку память о Великой Отечественной войне для россиян, и шире,– для большинства жителей постсоветского пространства,- носит священный характер, любое утверждение об аморальном поведении победителей воспринимается крайне болезненно. Всё же мы не будем с порога отвергать это обвинение. Попробуем, сдерживая эмоции, добраться до истины, чтобы понять наверняка – имеет ли версия о массовом коллективном насилии сколько-нибудь веское подтверждение?

 

В отечественной литературе уже приводился подробный разбор источников, из которых получена шокирующая двухмиллионная цифра (например, внимания достойна работа Никиты Мендковича «Кто изнасиловал Германию?»). Как выясняется, вся широкая пропагандистская кампания имеет в своей основе единственную, вышедшую в середине девяностых годов книгу двух немецких писательниц, Хельке Зандер и Барбары Йор – «Освободители и освобождённые: война, изнасилования, дети» (2). Пионером в области критического анализа их творения следует считать Игоря Петрова (3).

Расчёты Зандер и Йор опираются на данные двух берлинских клиник: «Императрица Августа Виктория» и «Шарите». Согласно регистрационным журналам этих учреждений, в период с сентября 1945 года по август 1946 года 5 % среди новорожденных младенцев имели своими отцами русских. От общего же числа рождённых в этот период маленьких берлинцев пять процентов составляет 1156.

Далее, авторы полагают, что рождением заканчивалось только 10 % зачатий, остальные прерывались путём аборта. Согласно этому допущению, всего от русских забеременело 11 560 берлинских женщин.

Исходя из того, что беременностью заканчивалось каждое пятое насилие, исследователи решили, что всего было изнасиловано 57 800 женщин детородного возраста.

Принимая во внимание, что в 1945 году в Берлине проживало не только 600 тысяч женщин в возрасте от 18 до 45 лет, но ещё 800 тысяч девочек-подростков и женщин преклонного возраста, которые не беременели, авторы полагают, что общее число насилий следует увеличить примерно вдвое, до 110 тысяч актов.

Наконец, при экстраполяции полученных цифр от населения немецкой столицы к населению Германии в целом, возникают пресловутые два миллиона.

Зыбкость использованной методики подсчёта скрупулёзно и основательно раскритикована Игорем Петровым ещё в 2008 году. Главный аргумент, заставляющий сомневаться в достоверности результата – крайняя узость выборки. Экстраполяция на крупнейшую европейскую страну данных, полученных по двум не самым большим госпиталям (а фактически – лишь по одному из них) порождает огромную статистическую погрешность. Кроме того, в логике немецких исследовательниц легко обнаружить грубейшие методические ошибки. Поэтому российские исследователи вполне резонно предлагают не принимать заявленное число жертв как доказанный факт.

Тем не менее, никто до сих пор не попробовал обработать исходные данные Зандер и Йор, исправив допущенные ими методические нелепицы. Данные двух клиник, на которые опираются эти авторы,- единственные на сегодня обнародованные данные, доступные без специальных запросов в архивы. Они, безусловно, недостаточны для получения достоверной общей цифры пострадавших, но позволяют, по крайней мере, хотя бы приблизительно оценить её порядок. Можно ли в принципе говорить о миллионах жертв насилия, либо планку необходимо понизить до сотен, или даже до десятков тысяч?

Если полученный результат, в силу узости исходной выборки, не пригоден для точной статистики, то он, конечно, будет полезен для истории и для этики. Ведь одно дело говорить о массовом, чуть ли не поголовном явлении, ложащемся чёрным пятном на целый народ, а совсем другое – об отдельных криминальных случаях, имеющих место в любом обществе даже в мирное время, тем более на войне.

Расчёты, сделанные демографическим сектором Экспертного центра Всемирного Русского Народного Собора, и основанные на сведениях, опубликованных Зандер и Йор, позволяют полностью отклонить обвинения в адрес советского солдата-победителя. При соблюдении элементарной научной добросовестности итоговая цифра вероятных изнасилований, возникающая при экстраполяции случаев, зафиксированных в журналах клиник «Императрица Августа Виктория» и «Шарите» – меньше заявленной почти в двести раз!

Прежде всего, необходим более основательный подход к первичным данным. Исходная таблица, от которой отталкивались немецкие исследовательницы, выглядит так:

Таблица 1. Новорожденные, наблюдавшиеся в клинике «Императрица Августа Виктория» в 1945-47 гг.

Из Таблицы 2 видно, что в указанной клинике избавились от своего плода всего 40 женщин из 118-ти забеременевших в результате изнасилований. Это составляет вовсе не 90 %, а всего лишь 34 %.

Следовательно, если брать за основу статистику из журнала клиники, а не досужие предположения, то на 160 детей, рождённых в Берлине в результате насилия советских воинов, следует ожидать приблизительно 240 фактов зачатия.

Какое количество актов насилия потребовалось для 240 зачатий? В этом пункте авторы книги «Победители и побеждённые» единственный раз ошиблись не в пользу завышения, но в пользу занижения итоговых данных. Они предположили, что если на 514 женщин, обследованных по показаниям физического насилия, зафиксировано 118 забеременевших (Таблица 2), то вероятность такого события примерно 20 %.

Это существенно выше физиологических данных, известных современной медицине. Очевидно, в клинику обращались не все изнасилованные. Многие женщины могли пренебречь наблюдением врача, если не ощущали физических последствий от навязанного контакта. Другие просто стыдились рассказывать о своём позоре.

Сравнительно недавние исследования американских физиологов (4) оценивают вероятность забеременеть в случае изнасилования в 6,4 %. Правда, эти данные получены при изучении наших современниц. При этом американские авторы ссылаются на то, что часть женщин, подвергшихся насилию, использует гормональные или внутриматочные противозачаточные средства. Поскольку первых в середине ХХ века ещё не существовало, а вторые были редкостью, то шансы зачатия у изнасилованных в военном и послевоенном Берлине были несколько выше. Видимо, мы не сильно погрешим против истины, если примем интересующую нас вероятность за 10 %.

Тогда, если продолжить экстраполяцию, получится, что во всей немецкой столице имело место примерно 2 400 актов насилия советских солдат над немецкими женщинами.

Вводить к этой цифре добавочный коэффициент, учитывающий всех девочек-подростков и старух в возрасте до девяноста лет, представляется недопустимым приёмом. Надо исходить из того, что в подавляющем большинстве случаев объектом солдатского насилия над мирным населением становятся женщины потенциально детородного возраста, и нет никаких оснований рассматривать советских военнослужащих как некий исключительный контингент, нарушающий это физиологически детерминированное правило. С учётом психических девиаций особого рода, имеющих место в любом обществе, расчётная цифра может быть повышена с 2 400 до 2 500 вероятных насилий, совершённых в Берлине.

Последним этапом нашего расчёта становится экстраполяция с уровня столицы до уровня целой страны. Авторы немецкого труда полагают, опять-таки никак не подкрепляя своего постулата, что частота насилия в столице была ниже, чем в сельской местности. Это допущение вряд ли имеет под собой объективные основания.

Во-первых, плотность советских войск, задействованных при штурме Берлина, была в несколько раз выше плотности войск, применявшихся в сельской местности Германии и впоследствии расквартированных там. (Население Берлина составляет примерно 15 % от населения восточной Германии, а в его штурме было задействовано более 30 % вступивших в Германию советских войск). Поэтому вероятность контактов между военнослужащими и женщинами в столице была выше.

Во-вторых, эффект большого города всегда рождает у потенциального преступника большее ощущение безнаказанности, подкреплённое возможностью затеряться, уйти от ответственности. Для сравнения, статистика мирного времени в современной ФРГ свидетельствует, что частота изнасилований в Берлине в 1,7 раза выше, чем в среднем по стране (5). По меньшей мере, в отсутствие иных коэффициентов для перерасчёта, можно допустить, что в 1945 году пропорция была примерно такой же.

По сведениям Йор и Зандер, в Берлине 1945 года находилось около 1 миллиона 400 тысяч женщин старше 15 лет. В советской зоне оккупации, до выселения немецкого населения из Восточной Пруссии, Силезии и Померании, таковых насчитывалось приблизительно 8-9 миллионов. Таким образом, вероятное число совершённых на территории восточной Германии насилий колеблется от 8 400 до 9 500 случаев. По крайней мере, именно такую оценку количества обозначенных преступных деяний можно сделать, строго и добросовестно следуя сведениям, почёрпнутым из журналов берлинских клиник «Императрица Августа Виктория» и «Шарите».

8-9 тысяч и два миллиона – разница более чем существенная!

Здесь следует повторить, что преступление остаётся преступлением, независимо от частоты его совершения, и всякий насильник, в том числе действовавший на территории поверженной Германии, заслуживает персонального осуждения. Однако добросовестный пересмотр общего числа криминальных деяний является основанием для того, чтобы снять выдвинутые коллективные обвинения с Советской армии и с народа-победителя в целом.

Два миллиона насилий – это вакханалия преступной орды. Девять тысяч – досадное наличие некоторого количества преступников, к сожалению, существующих в любом обществе.

Многозначительно сравнение количества предполагаемых насилий, совершённых нашими солдатами в оккупированной Германии, с количеством насилий, совершаемых сегодня на территории ФРГ.

В период с 2004 по 2014 год ежегодное количество зарегистрированных в полиции актов сексуального насилия в бундесреспублике колебалось от 7 424 до 8 945 случаев (6). Во избежание кривотолков, увязывающих частоту насильственных преступлений в Германии с наплывом мигрантов, подчеркнём, что используемые здесь данные получены до начала современного миграционного кризиса. По данным той же германской статистики (5), бóльшая часть преступлений такого рода совершена не иностранцами или лицами, принявшими гражданство, а уроженцами ФРГ.

Как видим, в наши дни немецкими бюргерами каждый год совершается примерно столько же насильственных действий в отношении своих соотечественниц, сколько было совершено советскими солдатами в 1945 году!

Полученное совпадение означает, что поведение советских солдат на завоёванной в 1945 году земле не так уж сильно отличалось от поведения современных граждан Германии на своей собственной родине. И в том, и в другом случае среди миллионов добропорядочных людей находится несколько тысяч насильников, наличие которых не красит общество, но и не может ни в коем случае служить для обвинения всего общества в целом. В отношении к женщине советские солдаты, победившие фашизм, были в той же степени цивилизованы, что и современные немцы.

---

Придирчивый читатель может возразить, что в 1945 году на территорию Германии вступило, в общей сложности, не более четырёх миллионов советских солдат,- в то время как в ФРГ в настоящее время проживает примерно 20 миллионов мужчин соответствующего активного возраста. Это значит, что насильники в армейском контингенте должны были встречаться в пять раз чаще. Но эта разница полностью сходит на нет, если принять во внимание разницу в методах учёта и в исторических обстоятельствах.

Во-первых, проведённые нами расчёты были направлены на выявление всех, в том числе скрытых случаев изнасилования, а официальная современная статистика ФРГ отражает только те случаи, о которых поступили заявления в полицию.

Во-вторых, среди 20 миллионов немецких мужчин вряд ли наберётся даже 4 миллиона людей, которые в течение нескольких лет подряд были оторваны от семьи и нормальной половой жизни.

Стоит ли в дополнение к этому говорить о страшных психических нагрузках, которые испытали советские солдаты во время войны и о более чем веских основаниях для ненависти и мести. Полагаю, среди ступивших на немецкую землю наших воинов не было ни одного, у которого война не унесла бы близких и родных людей. Прежде чем дойти до Берлина, они долго наступали по родной земле, обезображенной гитлеровским нашествием, и насмотрелись на следы зверских расправ над мирным населением. Например, мой двоюродный дед по отцовской линии, Дмитрий Васильевич Глушенков, вошёл в Германию восемнадцатилетним новобранцем, мобилизованным из деревни Шишкино Белёвского района Тульской области. Его родной дом пробыл под оккупацией недолго, около полугода. Но, будучи мальчишкой, он успел увидеть, как немцы расстреляли для устрашения одну из деревенских семей; расстреляли вместе с детьми – его сверстниками. Он запомнил, как русские женщины, выходя из избы на улицу, каждый день мазали лицо коровьим навозом, чтобы избежать изнасилования солдатами вермахта. Нетрудно догадаться, какие чувства испытывал он, вступая в логово врага. А что могли испытывать солдаты из Белоруссии – уроженцы огненных деревень, где зондеркоманды насиловали женщин перед тем, как сжечь живьём?

Кажется поистине достойным восхищения обнаруженный нами факт, что после всего пережитого советские воины поступали в отношении женщин побеждённого и враждебного народа не более грубо, чем поступают нынешние немцы в отношении собственных соотечественниц. Если бы Хельке Зандер и Барбара Йор провели добросовестное исследование, они должны были завершить его словами искренней признательности тем благородным людям, которые не допустили на немецкой земле и мизерной доли тех преступлений, что творили на русской земле гитлеровцы.

---

Ещё один важный вопрос, который не может не тревожить читателя, ознакомившегося с данным исследованием: каким же образом Зандер и Йор, опираясь на те же самые исходные данные, получили результаты, столь вопиющим образом отличающиеся от приведённых здесь?

Перечислим основные отличия их методики, сработавшие на повышение конечной цифры:

1. Учтены вызывающие большое сомнение роды от предполагаемых русских отцов, произошедшие в период четвёртого-восьмого месяцев с момента вступления Советской армии в Берлин.

2. Потомками изнасилования признаны все дети, отцами которых указаны русские, а не только лишь те, где про обстоятельства насилия указано прямым текстом.

3. Бездоказательно допущено, что 90 % беременностей от связей с русскими прерывалось.

4. Так же бездоказательно допущено, что выбирая объект насилия, советские солдаты не принимали во внимание возраст женщин, с равной вероятностью делая своими жертвами подростков, зрелых дам и старух.

5. По непонятным мотивам предполагается, что частота насилия в провинциальных районах Германии была примерно втрое выше, чем в Берлине.

Эти методические приёмы, совершенно недопустимые при строгом научном подходе и даже входящие в прямое противоречие с исходными документами, наносят сильнейший удар по нашему представлению о прославленной немецкой точности и педантизме.

Анализируя причины этих грубейших ошибок, мы вынуждены констатировать, что пункты 2, 3 и 4 продиктованы той самой расовой гитлеровской логикой, с которой, как мы надеялись, было покончено в мае 1945 года. Делать такие допущения можно только в одном случае: представляя советских воинов представителями «низшей расы», не способных вызывать у «существ высшего порядка» никаких иных чувств, кроме омерзения.

Получается, что авторы категорически отметают возможность добровольной связи между русскими мужчинами и немецкими женщинами, и всех детей, рождённых от таких связей, числят результатом изнасилования. Вероятно, с их точки зрения, ни любви, ни банального влечения между русским и немкой возникнуть просто не может – как это невозможно между животным и человеком.

Ничем иным, как откровенной расовой логикой, нельзя объяснить и заниженную почти в семь раз, вопреки документальным данным, частоту сохранения беременности. Очевидно, что любой насильник, независимо от его национальности, должен вызывать у женщины омерзение. Но нет никаких оснований полагать, что именно русские были способны вызвать у немок столь сильное омерзение, что вынудили их чуть ли не поголовно нарушать вековое табу на аборт – в то время как плод от связей с насильниками всех прочих национальностей в большинстве случаев сохранялся.

Наконец, как верно выразился пионер критического анализа скандальной публикации Зангер и Йор, Игорь Петров, предположение о том, что советские солдаты насиловали всех женщин без оглядки на возраст, «просто находится за гранью добра и зла». Такое допущение возможно, только если авторы считают русских безмерно похотливыми скотами, принадлежащими к совершенно иному биологическому виду и не ощущающими даже на уровне инстинкта естественных возрастных различий между немками.

Ошибки по пунктам 1 и 5 не продиктованы расовой логикой в её откровенном виде, но являются плодом тенденциозной установки на получение максимально впечатляющих результатов. Сознательно или подсознательно авторы преследовали цель безоговорочного обвинения России, Русской цивилизации. Такая установка могла возникнуть либо как продукт реваншистских настроений, либо как результат отношения к русскому обществу как обществу с заведомо более низкой культурой,- недостойно низкой для человеческих существ.

Так или иначе, одиозные методические ошибки, приведшие к сенсационной цифре в два миллиона, тесно связаны с расчеловечиванием русских в сознании авторов, что, бесспорно, надо признать рецидивом гитлеровской идеологии.

---

Повышенное внимание к проблеме насилия в советской оккупационной зоне Германии, увенчанное сенсационной цифрой в два миллиона жертв, не имеет под собой документальных оснований. Напротив, те документы, на которые ссылаются авторы концепции «двух миллионов», при их добросовестной научной обработке говорят о том, что масштабы сексуального насилия со стороны советских воинов сопоставимы с частотой этого типа преступлений в современной Федеративной Республике Германия.

Столь ограниченная доля преступников в Советской Армии, сравнимая с их долей в благополучном обществе мирного времени, служащем своего рода мировым эталоном высокой культуры, никоим образом не может служить основанием для осуждения нашей армии и нашего народа в целом. Напротив, полученный результат вызывает уважение к советским солдатам, абсолютное большинство которых даже в условиях самой жестокой войны сумело сохранить достойный моральный облик.

ПОСЛЕСЛОВИЕ:

Листая тот же самый журнал упомянутой берлинской больницы, можно обнаружить, что в 1946 году в городе появляются дети, рождённые от американцев (см. Таблицу 1). И тут на пять рождённых от обычной связи приходится один, рожденный от изнасилования. Примерно та же самая пропорция! Те же самые люди, с таким же относительным количеством праведников и грешников.

А в 1947 году, когда город разделился на четыре примерно равные оккупационные зоны, на изнасилования уже никто не указывает, зато число детей, рождённых немками от русских, американцев, англичан и французов примерно одинаковое, четыре равные части. Похоже, что никаких расовых предпочтений берлинские женщины никому не оказывали, встречались с русскими с такой же частотой, как и с людьми Запада, с похожей частотой избавлялись от зачатых детей или вынашивали их.

Вот и вся обвиняющая Россию статистика. Не обнаруживается тут никакого деления на «цивилизованные» и «варварские» народы. Все дети Божьи. Все равны.

Кажется, мы так внятно объяснили это миру и Германии в Мае Сорок Пятого: высших и низших, культурных и бескультурных – нет. И цифры из госпиталя, опять-таки, это равенство подтверждают. Но Барбара Йор и Хельке Зандер преподанный в 1945 году урок почему-то не выучили, а предпочли фабриковать доказательства «русского скотства», «русской неполноценности». Стыдно.

 

 

1. Antony Beevor, «Berlin – The Downfall 1945»

2. Helke Sander, Barbara Johr, «Befreier und Befreite: Krieg, Vergewaltigung, Kinder»

3. «К вопросу о «двух миллионах», http://labas.livejournal.com/771672.html

4. http://medportal.ru/mednovosti/news/2001/06/21/rape/

5. http://de.statista.com/statistik/studie/id/7229/dokument/kriminalitaet-in-deutschland-statista-dossier/ de.statista.com

6. «Anzahl der Opfer von Vergewaltigung und sexueller Nötigung sowie von Vergewaltigung/ sexueller Nötigung mit Todesfolge in Deutschland von 2000 bis 2014», de.statista.com