Что не могут нам простить латыши?

Депортация латышей

Владимир Тимаков

К вопросу о депортациях и геноциде

В одной из командировок мы познакомились с русскоязычным гражданином Латвии. Выступая за потепление в отношениях между нашими странами, он с грустью сообщил нам, что латышам трудно простить России сталинские репрессии. Массовая служба латышских мужчин в вермахте и СС во многом объясняется жестокостью советской администрации. А как ещё мог отреагировать народ на депортацию 130 тысяч своих сограждан? Видимо, мой попутчик добросовестно транслировал официальную точку зрения, представленную в латвийских учебниках и прессе.

Я усомнился в масштабах (политика часто строится на преувеличениях) и особенно в сроках репрессий. Начав вместе анализировать ситуацию, мы оба согласились, что главные депортации должны были иметь место уже после войны, и не из-за беспричинной жестокости Советов, а за сотрудничество с гитлеровцами. Но захотелось разобраться в деталях и точно понять, что происходило в Латвии в предвоенный и послевоенный период.

Документальные источники говорят, что с территории Латвийской ССР осуществлялись две депортации: первая осуществлена практически одномоментно – 14 июня 1941 года, вторая заняла около месяца в марте 1949 года.

По данным историка А.Р. Дюкова, в июне 1941 было арестовано и выслано 15 424 человека. Эта информация близка к сведениям современных латвийских архивов, сообщающих о том, что жертвами депортации стали 4884 человека или 34 % от выселенных (И. Залите, С. Диманте, Центр документирования последствий тоталитаризма. Бюро по защите Конституции. SAB Totalitārisma seku dokumentēšanas centrs). Среди них от 341 до 690 было казнено, остальные скончались в тюрьмах и ссылке.

Весной 1949 года депортация охватила 42 975 человек. В пути следования скончались 183 человека, в ссылке 4941 человек, таким образом всего жертвами большой мартовской депортации считаются 5124 лиц (данные И. Залите и С. Диманте).

Таким образом, общее число жителей Латвийской ССР, высланных в советский период, составляет скончавшихся в период депортации составляет более 58 тысяч человек, из них 10 тысяч жизней прервалось по тем или иным причинам. В современной Латвии эти события считаются геноцидом и 25 марта отмечается «День памяти жертв коммунистического геноцида», приуроченный к годовщине массового выселения 1949 года.

Как это оценить с сточки зрения исторической демографии?

Если учесть, что население Латвии в 1940 году составляло 1886 тысяч человек, то смерть 10 тысяч или 0,55 % из них трудно назвать геноцидом. Репрессии, жестокое обращение – да, но не геноцид. Для сравнения, гитлеровский геноцид уничтожил до 10 % сербов, до 20 % белорусов, до 30 % евреев – от общей численности народа. Кроме того, депортации из Латвии подвергались не только латыши, но и русские из числа белоэмигрантов, коллаборационистов, старообрядцев и других противников советской власти. То есть говорить об этнической избирательности репрессий невозможно.

Второй и более важный аспект: умерший в ссылке – не значит умерший в результате ссылки. Депортация длилась долго. Первым сосланным разрешили вернуться ещё до 1953 года, последние прибыли на родину в начале семидесятых годов. За такое время многие могли умереть естественным путём. Наша задача – оценить долю неестественной смертности в данном контингенте. Это и будет показатель жестокости репрессий.

Поскольку период возвращения из депортации был сильно растянут, для усреднённого расчёта был взят 1956 год. Таким образом, ссыльные первой депортации пробыли в ссылке с среднем 15 лет, второй – 7 лет.

Естественная смертность в Латвии составляла в 1940 году 15,7 ‰, в 1950 году – 12,4 ‰ и в 1960 году – 10,0 ‰ («Народонаселение стран мира», 1983, под редакцией Б.Ц. Урланиса). Таким образом можно приблизительно рассчитать, какое количество высланных граждан могло умереть, если бы осталось в собственных домах.

Возьмём среднюю цифру расстрелянных среди сосланных в июне 1941 в 500 человек. Тогда из 14 900 оставшихся в мирное время за 15 лет должно было умереть около 2700. Совершенно естественным путём, если предположить, что общий коэффициент смертности плавно менялся бы с 1941 года по 1956 год с 15,5 ‰ до 10,0 ‰. Однако нельзя забывать, что в 1941-45 годах была война, и масштабы смертности значительно выросли из-за военных бедствий даже для тех, кто находился вдалеке от театра военных действий. Размер избыточной смертности в советском тылу в 1941-45 годах оценивается примерно в 7 миллионов человек, что при средней численности тылового населения в 140 миллионов (без населения оккупированных территорий, пленных, остарбайтеров и мобилизованных) равняется 5 %. Таким образом, ещё примерно 750 депортированных должно было умереть из-за тягот военного времени, безотносительно к депортации.

Учитывая, что 11,7 % или около 1800 человек среди высланных по данным А.Р. Дюкова составляли евреи, очевидно, что оставшись в Латвии не менее 1500 из них должно было погибнуть в результате холокоста. Чтобы избежать двойного счёта, сократим на 10 % или на долю возможных жертв холокоста оценку естественной смертности депортированных, получим 3 100 умерших в депортации по причинам, не связанным с репрессивной политикой советской власти. Сложив цифру умерших естественным порядком с потенциальными жертвами холокоста, получим, что если бы 15 424 депортированных остались дома, то среди них к окончанию срока депортации прервалось бы не менее 4 600 жизней, что незначительно отличается от цифры жертв в 4884 человека, признаваемых официальной Латвией. Если же учесть, что нахождение в зоне боевых действий и призыв в воюющие армии обернулся бы для этого контингента дополнительными потерями, следует признать, что для выселенных в июне 1941 года отправка в Сибирь обернулась скорее благом, чем злом. Их вероятность уйти из жизни в среднем оказалась ниже, чем у тех, кто остался в Латвии (за исключением, конечно, той части депортированных, кому был вынесен смертный приговор).

Аналогичный расчёт можно представить и для второй волны спецпереселенцев. Учитывая естественный уровень смертности в Латвийской ССР в 1949-1956 годах, естественным путём за семь лет должно было умереть около 4000 человек из 42 975-ти. Фактическая смертность составила 5124 или примерно на 1100 человек больше. Именно эта цифра в 1100-1150 человек и должна считаться оценкой жертв так называемой Мартовской депортации.

В первой волне переселенцев тоже были жертвы депортации, поскольку сделанный выше расчёт говорил о выигрыше ссыльных только по сравнению с нахождением в немецкой оккупации. Фактически же естественным путём должны были уйти из жизни примерно 3450 сосланных против 4884 признаваемых латвийскими властями. Таким образом, не менее 1400-1450 человек могут считаться жертвами июньской депортации 1941 года (из них примерно треть или чуть более расстреляны, а остальные умерли из-за тягот переселения и ссылки).

В общей сложности можно констатировать, что обе волны депортации привели к противоестественной смерти 2500 – 2600 жителей Латвии или несколько более 0,1 % её довоенного населения.

Как это оценивать в той исторической обстановке?

Во-первых, действия НКВД, хотя и необходимо признать жестокими, но нельзя признать неоправданно жестокими. Первая депортация была проведена непосредственно перед началом войны, буквально в предшествующие нападению выходные. (Кстати о сказке, что сталинское руководство проспало войну и оказалось захваченным врасплох. Такая точность выбора даты депортации говорит о том, что по крайней мере в НКВД довольно трезво оценивали вероятные сроки нападения Германии). Решение о депортации опиралось на ясное представление о распространённой немецкой тактике использования «пятой колонны», что уже было опробовано в ряде стран. Так, в Чехословакии «пятой колонной» выступали судетские немцы и словацкие нацисты, в Норвегии местные нацисты, в Югославии – хорватские сепаратисты, в Сирии и в Ираке – арабские национально-сепаратистские движения. Учитывая, какой глубокий раскол по отношению к СССР переживало латышское общество, не вызывает сомнений, что в нём нашлось бы немало желающих ударить в тыл Красной армии. В этих обстоятельствах выселение из потенциальной прифронтовой полосы всего лишь менее одного процента граждан выглядело довольно сдержанной превентивной мерой. Для сравнения, в США японское население после Перл-Харбора было выселено целиком.

Второе выселение в марте 1949 года было более масштабным и проводилось в несравненно более спокойной международной обстановке. Тем не менее, для такой суровой меры тоже имелись веские причины – неутихающее партизанское движение «лесных братьев». Выселению подлежали прежде всего семьи, заподозренные в поддержке антисоветского подполья.

Принципиально важно то, что «лесные братья» в основном сражались не с частями советской армии, расквартированными в Латвийской ССР (для этого слишком неравны были силы), а преимущественно совершали теракты против местных жителей, активно сотрудничавших с советской властью, то есть убивали в основном латышей. По данным эстонского историка послевоенного партизанского движения в Прибалтике Марта Лаара («Unustatud sõda», 2005), латышские «лесные братья» убили около 3 тысяч своих сограждан. Эти сведения близки к цифрам советской статистики: убиты 1562 представителя латвийского партийного и комсомольского актива, 386 членов народных дружин, 64 милиционера, а также некоторое количество членов их семей. Таким образом, можно констатировать важный факт: количество гражданских лиц из числа коренных жителей Латвии, убитых «лесными братьями», по меньшей мере не уступает количеству гражданских лиц Латвии, чья смерть наступила в результате репрессивных действий НКВД (3000 против 2500-2600).

Если же считать «лесных братьев» наследниками и продолжателями линии тех националистических сил Латвии, которые сотрудничали с гитлеровцами и принимали участие в уничтожении евреев и просоветски настроенных представителей других национальностей Латвии, включая этнических латышей, то станет бесспорным то, что действия так называемых борцов за освобождение Латвии в отношении собственного народа оказались более жестокими, чем действия так называемых советских оккупантов. Ведь число жителей Латвии, уничтоженных при гитлеровской оккупации при пособничестве местных коллаборантов измеряется не тысячами, а десятками тысяч. И если сталинские депортации объявлены геноцидом, то акции «лесных братьев» и особенно тех из них, кто начинал службу в карательных частях при Гитлере и в легионе СС, должны считаться геноцидом и подавно.

Нынешняя же позиция официальных властей Латвии, осуждающих ветеранов НКВД, но при этом позволяющих шествия ветеранов СС и награждающих ветеранов «лесного братства», выглядит крайне предвзятой и несправедливой.

 

 

Сортировка
 

Сайт использует файлы cookie. Cookie - это технология, без которой современные сайты работать не могут. Здесь куки помогают посетителям взаимодейтсвовать с материалами сайта и между собой. Подробнее: Политика использования файлов куки | Политика конфиденциальности.

Продолжая пользоваться сайтом, Вы подтверждаете, что ознакомились с Политиками и соглашаетесь с использованием cookie.